На фото: На центральной площади Оша до сих пор стоит памятник В.И.Ленину. Фото © «Фергана.Ру»

Количество комментариев о том, что произошло в июне на Юге Кыргызстана, за прошедшие два месяца стало таким огромным, что нет, наверное, ни одной идеи, которая не была бы сформулирована и представлена на публичное обозрение. В таком потоке оценок сам жанр экспертных комментариев теряет свой смысл — их не успевают читать, а если и читают, то тут же забывают за массой новых высказываний.

Содержательная бессмысленность всего этого процесса тем более очевидна, что те же самые эксперты уже доказали свою полную несостоятельность, не сумев заранее предугадать ни скорого падения режима Бакиева, ни новых этнических столкновений в Оше и Джалал-Абаде.

Несмотря на сказанное, я всё же вступлю в эту игру без результата и изложу несколько соображений о том, каковы итоги июньских событий и чего ждать в будущем. Это желание высказаться родилось из чтения многих комментариев, нередко довольно умных и правильных, но оставляющих у меня чувство какой-то недосказанности. Я попробую заострить некоторые вопросы, хотя, конечно, не претендую на роль единственного знатока истины и не ошибающегося предсказателя.

Этнический конфликт?

Самое удивительное, что я наблюдаю в комментариях к июньскому конфликту, - это почти единодушный отказ называть его «(меж)этническим». Я и сам на сайте «Фергана.Ру» выступил за такой отказ, правда, до главных событий в Оше. Формула «этнические противоречия» в качестве способа объяснения уже была настолько дискредитирована усилиями интеллектуалов, что теперь редко кто решается всерьёз озвучивать такую трактовку произошедшего.

Однако, наверное, мы — эксперты — ждали, что такой единодушный отказ от определения «этнический» автоматически позволит политикам и простым людям найти выход из тупика взаимных обвинений, обратить внимание на какие-то существенные проблемы, которые создают условия для ненависти и страха, разрушить перегородки между разными общинами и сделать главными принципы равенства и справедливости. Если честно, я пока ничего этого не наблюдаю. Наоборот, используя как предлог тезис о том, что «этничность» не при чём, руководство Кыргызстана длительное время отказывалось озвучивать национальности жертв, что только усиливало недоверие и линии этнического размежевания, укрепляло и материализовало этнические диспропорции в новых, пусть скрытых формах.

Даже если мы не говорим об «этничности», она — этничность — подразумевается всеми участниками событий. С этим нужно считаться. Этничность в ходе конфликта стала самостоятельным фактором, который определяет поведение людей и целых групп. И это означает, что конфликт стал в итоге (меж)этническим, даже если он начинался скорее как социальное, политическое и личное противостояние.

В самом начале, в момент неопределённости, когда линии противоречий не обозначились чётко, не были осознаны и события могли развиваться по самым разным траекториям, отказ от определения «этнический» был теоретически оправданным и политически наиболее корректным и ответственным. Но после того, когда конфликт в сознании людей оформился и когда метки «узбек/сарт» и «кыргыз», ставшие схемой для погромов, были расставлены, когда пролилась кровь людей, виной которых была только принадлежность к той или иной национальности — этнический конфликт стал реальностью. Реальностью не в том смысле, что некие «этносы» сошлись в очередной древней борьбе за сферу жизнедеятельности, а в том смысле, что уверенность людей в том, что этническая принадлежность является причиной для убийства и дискриминации, стало определять их представления и действия.

Можно сколько угодно искать примеры того, как узбеки и кыргызы помогали друг другу, как они были способны на своём локальной и личном уровне предотвратить эскалацию, помочь, спасти от расправы. Таких случаев наверняка было очень много, но они ничего теперь не доказывают, так как этническое разделение на «мы» и «они» всё равно состоялось в головах. Доминирующий язык, описывающий стороны конфликта как кыргызов и узбеков, сделал все другие варианты отношений и виды идентичностей (даже если они важнее в практическом повседневном поведении) совершенно маргинальными и несущественными.

Почему?

Итак, остальные возможности развития накопившихся в обществе недовольства и агрессии не реализовались, и остался единственный сценарий структурирования событий в виде этнического столкновения. Такого развития можно было избежать, если бы, например, власть вовремя вмешалась в ситуацию, нейтрализовала наиболее активных лидеров со всех сторон, сохранила жёсткий контроль над оружием и коммуникациями, сумела навязать дискуссию по поводу других насущных вопросов.

Почему же при очевидной слабости и провокационном бездействии всё-таки победил именно сценарий «(меж)этнического конфликта»? Видимо, нет какой-то одной причины. Конечно, очень многим был выгоден именно такой сценарий и некоторые политики целенаправленно его разворачивали (в надежде перераспределить бизнес или получить земельные участки, либо в надежде заработать на националистической риторике политическую популярность и т.д.). Но остаётся вопрос – почему люди пошли за такими политиками, почему они подхватили эти провокационные призывы?

Во внешней экспертизе конфликта настойчиво повторяется также отсылка к сталинскому национальному размежеванию, которое будто бы является первопричиной нынешних событий. Действительно, именно национальное размежевание разделило Фергану на несколько «титульных наций» со «своими» территориями, историями и культурами. Действительно, люди «нетитульной» национальности на своей родной земле, где они родились и живут, превратились в «меньшинства» с неизбежными политическими ограничениями в правах. Однако такая политическая конфигурация, в которой есть «большинство» и «меньшинство», существует во многих странах – она не обязательно связана с кознями исключительно большевиков и Сталина и не обязательно автоматически приводит к конфликтам и погромам. Многие другие страны – не все конечно – умеют находить правовой и политический баланс интересов между разными группами, а люди в этих странах не озабочены в первую очередь борьбой с этническим «другим».

Иначе говоря, только действиями провокаторов и «этнических предпринимателей» (профессиональных националистов) или отсылками к Сталину нельзя объяснить такой массовый и жестокий всплеск этнических фобий. Я думаю, что структурирование этнического противостояния происходит не спонтанно, а по уже готовым образцам, имеющимся в головах и в телах людей (французский социолог Пьер Бурдье назвал это «хабитусом»). Нетрудно заметить, что отсылка к «ошскому конфликту», случившемуся в 1990 году, сопровождают нынешнее противостояние. События 2010 года были – с точки зрения его участников – своего рода новой постановкой конфликта 1990 года, действующие лица хотели повторить его и на этот раз, может быть, доделать до конца то, что не удалось сделать тогда, как бы изменить прошлое.

Возникает, правда, вопрос, а какие события повторял конфликт 1990 года и не является ли вообще такое объяснение «через прошлое» лазейкой для безумных теорий о вечной борьбе «этносов» (враждебных, «некомплиментарных» друг другу и пр.), которая просто каждый раз воспроизводится на новом витке истории? Здесь я вынужден признаться, разочаровав читателя, что точного ответа от имени «науки» у меня нет. Это вопрос для продолжения академических дебатов… Я могу лишь сказать, что разложить конфликт на факторы и составляющие легко, а вот собрать все их обратно и объяснить произошедшее сложно. Что-то ускользает от внимания.

Споры об истории и теориях будут вечными. Сейчас мне важен практический вывод: так или иначе, нынешний конфликт, на мой взгляд, сужает поле возможностей на будущее и делает повторение противостояния ещё более вероятным, чем это было ещё в начале этого года. Идеи «мести» и «реванша» - это не абстрактные концепции, а сильно эмоционально нагруженные чувства людей, которые они будут хранить всю жизнь и передавать своим детям. И это ружьё обязательно выстрелит когда-нибудь. Бурдьевский «хабитус» проявит себя.

Балканский опыт?

Всё чаще ситуацию в Кыргызстане сравнивают с конфликтами на Балканах, где войны и этнические чистки привели к вмешательству международного сообщества, вынужденного пойти по пути жёсткого закрепления этнических границ и статусов. Такое развитие событий для всех представляется нежелательным. Вместо институциализации этнических различий большинству экспертов внутри Кыргызстана и вне его хотелось бы видеть общество, в котором этничность незаметна и несущественна, а люди идентифицируют себя как сограждане с равными правами и возможностями.

Увы, этот безусловно наиболее желаемый вариант и раньше не очень-то выглядел реальным, а после произошедшего конфликта выглядит просто утопией. Я думаю, что ответственные политики и интеллектуалы больше не могут ждать, когда власть и общество Кыргызстана созреют для воплощения этой утопии в реальность — для чего на самом деле нужны радикальные изменения в экономике, социальной сфере, образовании и т.д. На повестке дня стоит конкретный вопрос о предотвращении этнического насилия и сохранении жизней и прав людей.

Для этого уже сегодня необходимы принципиальные институциональные решения. Одним из них должно быть соглашение о назначении на все местные официальные должности (включая силовые органы) узбеков в местах их компактного проживания и о пропорциональных квотах для их представительства в высших государственных органах и институтах власти. Такое решение может быть закреплено в конституции или специальном законе, либо оно должно быть гарантировано высшими должными лицами Кыргызстана в виде неофициального, но обязательного обещания.

Разумеется, квоты – сам по себе совсем не панацея, а лишь центральная мера, которая могла бы задать логику и общие рамки для множества других шагов – в области образования, языка, регулирования бизнеса и пр. Разумеется также, что кроме этого должна быть просто политика повышения уровня жизни – без этого никто не будет чувствовать себя чем-то обязанным государству и чем-то связанным с ним.

У многих экспертов есть опасения, что институциализация этничности приведёт в итоге к разделу и последующему распаду Кыргызстана. Случится или не случится такой распад — зависит от того, как будет дальше строиться страна и решаться социально-экономические проблемы, как будут взаимодействовать элиты разных национальностей и регионов, что будет происходить в соседних странах и в мире в целом. В конце концов, худший сценарий может произойти и без всякой автономии. Главным условием сохранения единства страны является не институциализация этничности сама по себе, а способность власти договариваться с различными группами общества, бороться с дискриминацией по этническому признаку и решительно предупреждать массовое насилие против мирного населения, а также предлагать обществу в целом реальные перспективы социального благополучия и политической стабильности.

«Элита»?

Я считаю, что повторение этнического конфликта в Южном Кыргызстане – это теперь очень вероятный сценарий будущего, но он всё равно остаётся всего лишь возможным сценарием, который вовсе не обречён на осуществление. Препятствием к его повторению могли бы быть активная политика власти и элиты Кыргызстана по противодействию любым проявлениям национального радикализма – конечно, вкупе с решением экономических, социальных проблем, улучшением системы образования, усилением органов местного самоуправления и т.д.

Однако проблема здесь упирается не в вопрос, что делать, а в вопрос, кто это будет делать. К сожалению, нынешние элиты, которые имеют влияние (или инструменты влияния) на общество, не только не воспротивились и не попытались изменить националистический язык, но наоборот они в подавляющем своём поддержали его, включили в свою речь и легитимировали. Более того, часть элиты стала открыто использовать этот язык в своих политических и идеологических целях и не встретила решительного отпора со стороны более умеренных лидеров и интеллектуалов. В обществе возникла атмосфера морального давления с целью продемонстрировать лояльность «своей» национальности, а значит публично принимать схему «этнического конфликта». Небольшая часть элиты старается сохранить политкорректность в публичном пространстве или же искренне убеждена в неправильности этого языка, но они выглядят скорее маргиналами на общем фоне почти тотального оправдания «своих».

На мой взгляд, вся правящая элита Кыргызстана показала в нынешней ситуации свою полную несостоятельность. Разница между «голубями» и «ястребами», которые борются между собой за портфели или делят их, не слишком принципиальная. Самым идеальным вариантом была бы смена всего чиновничества и замена его на новых людей – образованных, современно мыслящих, некоррумпированных. Увы, это невозможно. Нынешняя элита на такую саморотацию не согласится, а всякая революция снизу может привести к власти ещё менее образованных, ещё более коррумпированных и более националистических лидеров. Не поможет и лелеемый многими вариант установления авторитарной или даже диктаторской власти – постсоветский опыт показывает, что за крутизной риторики обычно скрываются слабые и зависимые люди, думающие всё о том же – о себе любимых.

Единственный способ добиться каких-либо позитивных изменений в Кыргызстане – внешнее давление, если хотите – внешний протекторат.

Внешний «протекторат»?

Едва ли не самым главным фактором сохранения стабильности в Кыргызстане являются международные организации и крупные страны. Без их экономической и технической помощи, политической поддержки и гарантий ни одна проблема внутри страны не может быть решена.

Однако конфликт в Южном Кыргызстане показал полную недееспособность внешних сил предупреждать и предотвращать социальные и политические катаклизмы с массовыми жертвами. Мощные финансовые и организационные инвестиции в «среднеазиатскую Швейцарию», ставившие своей целью создание «гражданского общества», оказались если не полностью бессмысленными, то малоэффективными. Международные организации, куда входит Кыргызстан, оказались неспособными в критический момент принять быстрое решение о вмешательстве с тем, чтобы остановить эскалацию насилия. И это при том, что одна из них, претендующая на роль регионального арбитра, как раз в самый разгар беспорядков проводила в регионе своё заседание.

Ничего не буду говорить о Китае, который никогда не вмешивается во внутреннюю политику. Что же касается России и США, которые на протяжении последних десяти лет, как казалось, яростно соперничают за влияние в Кыргызстане, в критический момент словно оцепенели и фактически бросили кыргызстанцев на произвол судьбы. Две державы — мировая и «евразийская» — показали, что им по большому счёту плевать на население маленькой горной республики, а их больше как сферы влияния интересуют районы с большими ресурсами или стратегически важным расположением. Соперничество из-за военных баз в Кыргызстане, которое само по себе дезориентировало местную элиту и раскаляло внутриполитическую нестабильность, оказалось мыльным пузырём, игрой ради игры без всякого желания принимать на себя ответственность за эту часть планеты.

Худший сценарий?

Итак, в Кыргызстане нет ответственной и дееспособной элиты, внешние силы — международные организации и ведущие мировые державы — не очень-то стремятся брать на себя все заботы о том, чтобы его содержать и помогать найти какой-то выход из социально-политического тупика. При таких обстоятельствах самые неблагоприятные сценарии будущего становятся более чем вероятным. Одним из таких сценариев может быть продолжение (меж)этнических столкновений, которые неизбежно закончатся этническими чистками и межгосударственными конфликтами и далее полным изменением политической карты региона — как на Балканах.

Если честно, не люблю, когда кто-то пугает такого рода сценариями. Хочется верить в способность людей находить компромиссы, просто в человеческое чувство самосохранения – страдания никому не нужны. Хочется верить, что всё как-то само собой, даже если не прилагать никаких усилий, утрясётся и надолго стабилизируется. Хочется верить, что в Кыргызстане у власти окажутся, наконец, порядочные и умные люди – я много таких знаю. Хочется верить, что международные организации и большие державы одумаются и смогут реально помочь маленькой стране.

Знакомая из Бишкека, прочитав мои размышления, явно огорчилась и попросила добавить каких-нибудь оптимистических перспектив. Ведь в словах тоже есть своя магия - как напророчишь, так потом и будет происходить. Думал я, думал о позитиве, но ничего в голову не пришло…

Об авторе: Сергей Абашин - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской Академии наук (Москва), руководитель Центра по изучению Центральной Азии